Russkiivopros
No-2017/4
Author: Ярослав Шимов

ДЕД МОРОЗ – МИРОТВОРЕЦ

 «Русская весна», как окрестили российские патриотические публицисты события первой половины 2014 года – аннексию Крыма Россией и начало войны в Донбассе – привела по большей части к столь же мрачным результатам, как и ее арабская «тезка» парой лет ранее. Тысячи убитых, сотни тысяч беженцев, экономическая катастрофа целых регионов и полный туман в том, что касается перспектив разрешения ситуации – в этом восток Украины почти ничем не отличается от Сирии, Ливии или Йемена. Единственные результаты, вызывающие какое-то подобие надежды в обоих случаях,  это хрупкие, но худо-бедно функционирующие демократии соответственно в Тунисе и Украине.

Но на этом сходство и заканчивается, поскольку суть процессов в обоих случаях сильно отличается друг от друга. «Арабская весна» была серией стихийных протестов (под самыми разнообразными лозунгами, от демократических до фундаменталистских) против авторитарных светских режимов. «Русская весна» стала реакцией на украинский Майдан, который по своему посылу как раз напоминал «арабскую весну», будучи попыткой демократической и национально-освободительной революции.

«Русскую весну» в действительности следовало бы назвать «русской зимой», поскольку ее целью было замораживание реальной эмансипации Украины. Это не что иное, как попытка имперского реванша – вне зависимости от того, как относиться к самой борьбе Украины за окончательную независимость от бывшей метрополии и тем формам, которые эта борьба принимает– а они далеко не всегда вызывают симпатию и сочувствие.

Короче говоря, если «арабская весна» была революционным подъемом, плохо продуманным, идеологически пестрым и трагическим по своим результатам, то «русская зима» – это имперская контрреволюция, замаскированная под «альтернативное» национально-освободительное движение русскоязычного населения Донбасса. У «русской зимы» есть собственный демиург, своего рода Дед Мороз, по имени Владимир Путин. Поскольку действия Москвы в 2014 году до сих пор в решающей степени определяют ситуацию в отношениях России с остальным миром, анализ тех изменений, которые появились в уходящем году во внешнеполитической тактике Кремля, представляют особый интерес.

Эти изменения очевидны: по сравнению с тремя предыдущими годами агрессивность как в риторике, так и во внешнеполитических действиях Москвы в 2017-м явно пошла на спад. Примеров здесь более чем достаточно. Если говорить о конфликте на востоке Украины, то следует упомянуть согласие Путина с размещением миротворческого контингента ООН в Донбассе, равно как и его санкцию на крупнейший с начала войны предновогодний обмен пленными между Украиной и сепаратистами. (Ясно, что без согласия Москвы такой обмен был бы невозможен: группировки, правящие в Донецке и Луганске, политически и экономически полностью зависимы от России).

Правда, в каждом случае уступки Кремля носят чисто символический характер. Так, о деталях размещения миротворцев ООН договориться пока не удалось, т.к. у западных стран, Украины и России очень разные представления о численности и функциях предполагаемого контингента. А обмен пленными был произведен в такой пропорции – более 300 сепаратистов на 74 украинских военных, что вполне может быть преподнесено как политический успех Москвы и ее марионеток.

Если вспомнить о других заметных событиях 2017 года, то и здесь заметно нежелание Кремля углублять уже имеющиеся и провоцировать новые конфликты. Побывав в конце года в расположении российских войск в Сирии, президент Путин объявил о выводе этого контингента. Правда, это было уже второе подобное заявление – первое прозвучало еще в 2016 году. Кроме того, несмотря на предполагаемый вывод войск, Москва намерена сохранить за собой в Сирии военно-морскую и военно-воздушную базы.

В целом сирийский маневр Путина нельзя не признать успешным: режим Башара Асада на данный момент не просто спасен, но и одерживает победу в гражданской войне, что вряд ли было бы возможно без российской поддержки. При этом сам Асад фактически стал такой же марионеткой России, как лидеры донбасских сепаратистов. Просочившаяся в интернет сцена во время визита Путина, когда один из российских офицеров мягко, но однозначно указал президенту Сирии, где он должен стоять (совсем не рядом с российским главнокомандующим), красноречиво говорит об отношениях между «союзниками».

Но, как бы то ни было, Путин не форсирует ситуацию, не идет на прямую конфронтацию с США и их сирийскими протеже (которые тоже могут похвастаться кое-какими успехами в 2017-м). К этому стоит добавить достаточно успешные переговоры российского президента с лидерами Турции и Ирана – полный контраст с событиями двухлетней давности, когда после того, как турецкие военные сбили российский боевой самолет, отношения между Москвой и Анкарой оказались на грани разрыва.

В общем, на Ближнем Востоке Кремль изо всех сил старается производить впечатление не агрессивного чужака, который «втерся» в далекий от него конфликт, а ответственной великой державы, чья цель – стабилизация обстановки в регионе.

Куда спокойнее, чем раньше, выглядела в 2017-м и российская политика на западном направлении. Совершенно очевидно, что главная цель «русской зимы» осталась неизменной: обеспечение долгосрочного доминирования Москвы на большей части пространства бывшего СССР. Однако откровенно конфронтационные средства достижения этой цели на данный момент отложены.

Так, в сентябре 2017 года на территории Беларуси и ряда западных регионов России прошли крупные военные учения «Запад-2017» с участием подразделений российских и белорусских вооруженных сил. Накануне учений на Западе и в соседних с Беларусью странах, особенно в Украине, высказывались опасения, что присутствие российской армии на территории западного союзника отныне станет постоянным: россияне войдут в Беларусь, но «забудут» уйти. Однако ничего подобного не произошло: маневры состоялись, войска были выведены.

Не было заметно в 2017 году и особо острых реакций Москвы на прозападные – пусть и весьма сдержанные – жесты той же Беларуси или другого близкого союзника России – Армении, подписавшей на саммите «Восточного партнерства» в Брюсселе соглашение о «всеобъемлющем и расширенном партнерстве». (Правда, по некоторым данным, армянская сторона фактически согласовывала с Москвой положения этого документа).

Не было заметно стремления к конфронтации и при непосредственных контактах российского руководства с западными политиками. В Москве весь год демонстрировали неугасающие симпатии к Дональду Трампу и тщательно списывали отсутствие каких-либо реальных пророссийских шагов с его стороны на противодействие Конгресса, враждебно настроенных к Трампу американских либеральных кругов и масс-медиа. От звучавших в США заявлений (разной – но никогда не стопроцентной – степени обоснованности) о вмешательстве Москвы, прежде всего, посредством «русских хакеров», в ход американской предвыборной кампании 2016 года, Кремль отмахивался как от проявлений «истерии».

Путин, можно сказать, стоически перенес поражение своей союзницы Марин Ле Пен на президентских выборах во Франции и избежал перебранки с победителем – Эммануэлем Макроном, который довольно жестко повел себя во время визита российского президента в Париж летом 2017 года.

На других важных европейских выборах того же года, парламентских в ФРГ, симпатиями Москвы, безусловно, располагали правые популисты из «Альтернативы для Германии», но их относительный успех (13% голосов и третье место) имел прежде всего внутриполитические причины.

В общем и целом, Россия-2017 старалась производить на международной арене куда более миролюбивое впечатление, чем в предыдущие три года. «Вишенкой на торте» тут может служить очень сдержанная реакция президента Путина на жесткое решение Международного олимпийского комитета, лишившего российских спортсменов из-за допингового скандала права выступать на зимней Олимпиаде в Южной Корее под национальным флагом. Услышать от Путина, известного своей чувствительностью в вопросах символики и национальной чести, «сами виноваты» – пусть это и не относилось к допинговой ситуации в целом, а лишь к некоторым ее аспектам, – было крайне удивительно.

Итак, кремлевский «Дед Мороз» – миротворец? Было бы очень наивно подозревать столь опытного и жесткого политика, как Владимир Путин, в неожиданной мягкотелости и уж тем более – в добровольном стремлении к пересмотру сделанного им в последние годы. Тем более что на внутреннем «фронте», в отличие от внешнего, никакого отступления Кремля не заметно.

Наоборот, всё под контролем, а тактические маневры властей, связанные с кампанией накануне президентских выборов марта 2018 года, в технологическом смысле даже могут вызывать восхищение. Единственному серьезному кандидату от «внесистемной» оппозиции, Алексею Навальному, как и ожидалось, отказано в регистрации кандидатом на президентский пост.

Зато в роли оппозиционного кандидата выступает Ксения Собчак – фигура достаточно несерьезная для того, чтобы не вызывать какого-либо беспокойства в администрации президента, но достаточно известная и популярная для того, чтобы послужить либеральной декорацией для предстоящего спектакля с известным финалом.

 Аналогичной декорацией в левой части политической сцены, видимо, должен послужить предприниматель-аграрий Павел Грудинин, выдвинутый кандидатом от Коммунистической партии взамен состарившегося и всем надоевшего лидера КПРФ Геннадия Зюганова. От Грудинина, известного парой ярких оппозиционных выступлений, возможно, стоит ожидать большего шума и более солидных результатов, чем от Собчак. Но должно произойти чудо для того, чтобы президентом России на следующих 6 лет стал человек, которого зовут не Владимир Путин.

Внешнее миролюбие «Деда Мороза», продемонстрированное им в 2017 году, вряд ли связано с иными обстоятельствами, кроме двух, относящихся уже к году 2018-му: мартовским выборам и июньскому чемпионату мира по футболу, который пройдет в России. В Кремле, очевидно, почувствовали, что потенциал патриотической мобилизации, связанной с Крымом и Донбассом, исчерпан, и теперь проще «снять сливки», не возбуждая, а наоборот, успокаивая общество.

Отсюда, в частности, неожиданные дифирамбы, которые спел на исходе года президент Путин правительству Дмитрия Медведева: оно якобы «решило все стоявшие перед экономикой вопросы». Сама стилистика этого заявления, как и отсутствие у Путина как кандидата в президенты четкой программы, это уже послание гражданам: в стране за годы правления нынешнего президента создан если не рай, то нечто близкое к этому и не требующее сколько-нибудь серьезных изменений.

«Правь, ничего не меняя», – эти слова архиконсервативного австрийского императора Франца I, обращенные им в 1835 году в завещании своему наследнику, Владимир Путин третьего президентского срока мог бы адресовать самому себе, направляющемуся к сроку четвертому (де-факто  -  пятому). Они полностью соответствуют и убеждениям, и настроениям стареющего и, судя по тональности многих его выступлений, усталого президента России.

Парадокс в том, что даже если Путин и не хотел бы уже ничего существенного менять в ситуации, сложившейся в России и вокруг нее, разыгранные ранее партии нельзя взять и внезапно прекратить. К тому же путинскому режиму давно свойственна несколько параноидальная настороженность по отношению к действиям окружающего мира относительно России – а также реальным и возможным последствиям таких действий.

Собственно, вся коллизия начала 2014 года –действия в Крыму и на востоке Украины после свержения президента Януковича в результате восстания в Киеве – с российской стороны была обусловлена именно этим. Поэтому после марта 2018-го, когда Путин закрепит за собой президентский пост на очередные 6 лет, и июня, когда закончится символически важное для России спортивное событие (ради которого, вероятно, Путин проглотил «обиду», нанесенную МОК), ситуация вернется на круги своя.

А это весьма неприятные «круги»: неразрешенные и с трудом разрешимые в нынешней ситуации конфликты в Сирии и Украине, глубокое взаимное недоверие России и Запада, интриги в окружении самого президента России (в 2017-м их символом стало дело экс-министра экономики Улюкаева) и пессимистичная апатия российского общества.

Как отмечает в недавнем интервью изданию www.republic.ru российский историк, один из ведущих специалистов по революции 1917 года Борис Колоницкий, «отсутствие оптимизма – вот что объединяет людей разных взглядов и позиций». В этой ситуации режим, не уверенный в однозначности и долговременности поддержки внутри страны, пользующийся не лучшей репутацией у наиболее значительных своих заграничных партнеров, вовлеченный в несколько серьезных международных кризисов и опирающийся на нестабильную экономику, может вновь прибегнуть к резким шагам вне границ России.

За годы конфронтации, спровоцированной преимущественно им самим, Кремль во многом сам поверил в горькую сказку о несчастном медведе, которого злые охотники хотят посадить на цепь, а затем содрать с него шкуру – сказку, которую на полном серьезе рассказал своим слушателям президент Путин на одной из пресс-конференций в 2015 году. Увы, у кремлевского «Деда Мороза», запустившего механизм «русской зимы», четыре года спустя остаются немалые шансы вновь изменить политическую погоду в Европе и мире.